«Вино из одуванчиков». Рэй Брэдбери
Оказывается, чтобы почувствовать себя счастливым, необязательно участвовать в марафонах, идти за шоколадкой или пускаться в сложные размышления. Достаточно почитать «Вино из одуванчиков». Абсолютное счастье длиною в несколько сотен страниц. Изумительный текст, написанный американским классиком, наполненный французским искусством жить и буддистским дзэном.
Вот та бутылка на верхней полке — день, когда Дуглас купил новые хрустящие теннисные туфли, а эта в углу — день, когда он ел лимонное мороженое с ванилью в прохладном кафе. Вино не продавали туристам, как парижский воздух, но хранили в нем воспоминания о лете. И когда погреб пустел, а вино было выпито, умирало и лето. Умирало, чтобы с приходом новых знойных дней собрать еще воспоминаний, еще одуванчиков и закупорить в бутылки новое лето.
Лето 1928 года начинается. Дуглас ночует в небольшой комнатке на четвертом этаже, бродит по лесу с отцом, ест хлеб с ветчиной и чувствует приближение чего-то огромного, пугающего. В один миг он понимает, чего ждал и чего так боялся. Мальчик вдруг понимает: он живой. Он слышит запах травы, чувствует ветер, шевелит пальцами в теннисных туфлях. «Я и вправду живой, — думал Дуглас. — Прежде я этого не знал, а может, и знал, да не помню». Этим летом Дугласу предстоит столько пережить и столько перечувствовать. Увидеть, как горит машина счастья, которую пытается смастерить незадачливый Лео Ауфман. Каждый, кто пожелает, садится в машину счастья, переносится в Париж или Рим, путешествует, танцует, любит, чувствует и видит себя молодым. Но только потом снова возвращается в реальную жизнь, которая теперь кажется грустной и убогой.
Когда машина сгорает, а Лео возвращается домой, он понимает, что, для того чтобы быть счастливым, не нужно строить специальную машину, потому что дело, разумеется, не в Париже и не в танцах, хоть машина и уверяет, что это важно. «То, что сгорело в гараже, не имеет никакого отношения к счастью… Вот, — шепнул Лео Ауфман, — посмотрите в окно: вы сейчас все увидите».
Там, за окном, играли его дети, жена доставала дымящуюся кастрюлю с жарким, «все руки, все лица жили и двигались. Из-за стекол чуть слышно доносились голоса… Пахло свежим хлебом, и ясно было, что это самый настоящий хлеб, который сейчас намажут настоящим маслом. Тут было все, что надо, и все это — живое, неподдельное».
Летом 1928 года Дуглас побывал в самом страшном месте города: он полез в овраг за старой развалившейся куклой — колдуньей Таро. В овраге было стыло и холодно. Именно здесь брат Дугласа Том понял, что жизнь бывает очень одинокой. Здесь же орудовал Душегуб. Важно, что в русском переводе Эдварды Кабалевской слово звучит именно как «Душегуб», хотя в оригинальном тексте Брэдбери это слово — «Одинокий». Единственный одинокий человек повести оказывается убийцей, который наводит ужас на всю округу.
Повесть переполнена витальной силы — она брызжет из текста, как березовый сок, при этом в тексте мы вместе с Дугласом становимся свидетелями трех смертей. Мы читаем один из самых реалистичных и страшных пассажей о смерти, когда мальчик вспоминает сначала похороны деда, а потом пустой стульчик умершей младшей сестры.
И так постепенно мы добираемся до второго и главного момента осознания — сейчас я жив, но когда-нибудь я умру. Но от смерти спасает память и воздух, как тот самый, парижский, упрятанный в разноцветные коробки. Дуглас слишком много пережил тем летом. Это избыточно для него, он не может с этим справиться.
Но вот старьевщик приносит две бутылки, до краев наполненные звенящим, чистым воздухом, вдыхая который возвращаешь и саму жизнь. Что ж, улицы скоро наполнятся этим самым звенящим весенним воздухом, так что никакие баночки или бутылки с одуванчиковым вином не понадобятся нам — по крайней мере, до следующей зимы.
Издательство: «ЭКСМО-Пресс» Перевод: Арам Оганян
Текст: Екатерина Врублевская
