О нем и о бабочках. Дмитрий Липскеров

 О зефире в шоколаде, реальных пацанах и женском либидо.

 Дмитрий Липскеров ставит ребром гендерный вопрос, который в истории российской словесности подобным образом еще не звучал. И хотя самое очевидное в тексте — это аллюзии на классическую, советскую традиции и даже предыдущие работы автора, это ровным счетом ничего не значит, поскольку обобщения в рамках историй Липскерова совершенно не работают.

Итак, ключевой романный узел завязан на герое по имени Арсений Андреевич Иратов. Здесь надо заметить, что имена в липскеровских «Бабочках» заслуживают отдельного внимания. Оживают родные и подзабытые говорящие фамилии.

В пространстве текста мирно сосуществуют развратный режиссер Лисистратов, низкорослый военный Тапкин, не чистый душою доктор наук Грязев и ловко получивший повышение по званию Фотий Прыткий. Есть также персонажи по имени Эжен, Изольда и архетипичная вселенская мать Джульетта Гургеновна. Текст вкусно разламывается и хрустит на каждом уровне.

Фонетическое удовольствие получаешь от каждого слова, начиная собственно с абсурдных имен, заканчивая зефиром в шоколаде, которым в своей квартире угощает престарелая актриса и который отчего‑то хочется немедленно съесть.

Но вернемся к нашему Арсению. Всамделишный альфа-самец, ну то есть self-made person, как сейчас принято, вышедший из лихих 90‑х и скромной интеллигентной семьи современного Акакия Акакиевича. В отличие от гоголевского Акакия, Арсений из круга маленьких людей вырывается, завоевывая авторитет, уважение и, разумеется, большой бизнес. К 50 годам Арсений Андреевич в сухом остатке имеет во всех смыслах этого прекрасного слова тридцатилетнюю и прекрасную жену Верушку, кучу денег и крайне насыщенное прошлое, в которое, как в глубокий колодец, читатель по мере развития романа опускается все глубже.

Кульминацией сюжета является вполне себе гоголевская ситуация. Потеря. Разве что не носа, а детородного органа, который, надо отдать должное автору, в тексте звучит громко, часто и без пошлых эвфемизмов называется так, как ему зваться и положено. С этого момента иметь все, что он имел ранее, Арсений Андреевич уже себе позволить не может… Примерно здесь же текст из стройного, вполне бытового сказа об успешном и хорошем собой бизнесмене превращается в прерывистый, очень увлекательный лабиринт сюжетных линий со все новыми героями, а время и пространство разлетаются от советских коммуналок до кафе «Пушкин». Из прочной связи реального и вымышленного рождается уникальная в своей манкости фантасмагория Москвы. В чем-то парафраз Москвы булгаковской, со своими ангелами и демонами. Листая «О нем и о бабочках», мы узнаем Театр Вахтангова, заказываем десерты из «Пушкина», гуляем по Старому Арбату. И вообще, на первый взгляд, существуем в стабильной реальности, однако через самое короткое время начинаем со свистом лететь в тот самый злополучный колодец, наблюдая то отменные постельные сцены, то фарс, то драму.

Постельные сцены — это одновременно и самая эмоционально выраженная часть текста. Холодное, безликое равнодушие объединяет героев романа, как булгаковских персонажей объединяет квартирный вопрос. Это равнодушие побеждает только тело, точнее, нижняя его часть. Или производимые ею дети: именно они превращают родителей из безучастных существ в нежных и заботливых пап и мам.

Сам детородный орган, как и хорошо знакомый нам гоголевский нос, в романе также присутствует в виде соблазнительного чернявого юноши. Только он не разъезжает на дилижансе, а передвигается за неимением средств на своих двоих и выполняет обязанности, которые в общем и назначены ему природой, доставляя неописуемый восторг тающим при его виде женщинам, которых, как явственно следует из романа, собственные мужья удовлетворяют не особенно, но тем наши женщины и хороши. Они добрые и кроткие. Наши рады, если мужик домой вовремя пришел. А чего еще надо женщине? Сбить с пути истинного русскую женщину может лишь демон-искуситель, ну то есть умелый любовник. В то время как американские представительницы слабой половины человечества метят в президенты и вообще мужиков со свету хотят сжить, чтоб всем было спокойнее. Эту информацию Липскеров выделяет пунктиром. И вообще, описывает национальные, впрочем как и гендерные, различия до истерики смешно и до ужаса точно. Символика женского либидо и мужского тестостерона в романе прямолинейна и красива.

«О нем и о бабочках», пожалуй, самый телесный и одновременно ироничный роман русской литературы, который своим особым и довольно странным способом говорит о том, о чем еще со времен СССР у нас как-то говорить не считают нужным. Зачем? У нас ведь полно проблем посерьезнее. Можно раздувать из романа фрейдистские попытки борьбы с диковинными комплексами, ругать и обзывать очередной блестяще написанной буффонадой про ожившие гениталии. Можно. Но совершенно не нужно. Нужно прочитать и остаться в состоянии абсолютной и восторженной растерянности.

 Издательство: РЕШ 

 Текст: Екатерина Врублевская

img-4
О нем и о бабочках.
53.00

Подписаться на новости, акции и мероприятия

Перейти к содержимому